Тусклый свет выхватывал из мрака только отдельные детали комнаты: поверхности, очертания и изгибы, края и силуэты. Стол только что очистили от вечернего чая, ячменного хлеба и горохового пудинга; мокрые круги показывали, где с древних оловянных чайников просочилась вода. На другом конце оставались крошки после двух младших девочек. Была видна только густая копна рыжих с сединой волос Заки, краешек торчащей трубки, изгиб "Шерборн Меркьюри" с мелким шрифтом, зажатой в волосатых руках, словно читающий боялся, что она может улететь.
Блеснули очки в стальной оправе миссис Мартин, и обе стороны ее спокойного лица со сжатыми губами осветились, как разные фазы луны, когда она посмотрела сначала на одного капризного ребенка, потом на другого. У малышки Айнез-Мари можно было разглядеть только серую шаль и маленький судорожно сжимавшийся кулачок, словно подтверждавший ее хрупкое существование. Копна рыжих волос и покрытый веснушками нос беспокойно дремали на другом плече миссис Мартин.
На полу длинные голые ноги Мэтью Марка Мартина мерцали, как две серебристые форели, остальная часть его тела скрывалась в большой тени матери. Напротив Джинни и Джима всколыхнулась другая большая тень - от рыжеватой кошки, которая запрыгнула на полку напротив светильника и смотрела вниз на хозяев.
Это была самая лучшая неделя, поскольку папаша Заки работал в ночную смену и разрешил своим детям не спать до девяти часов. Привычка приучила Джима к этому установленному порядку, и он понял, что приближается время ухода. В его сознании всплыли все те слова, которые он еще не высказал Джинни. И только Джим отважился их произнести, как в дверь постучали. Верхняя створка распахнулась, явив взору высокую и мощную фигуру Марка Дэниэла.
Заки опустил газету, потер глаза и взглянул на треснутые песочные часы, убедившись, что не затянул свой отдых.
- Парень, ты сегодня рано. Заходи, располагайся как дома, если хочешь. Я провел слишком много времени на ногах, чтобы натягивать ботинки.
- Да и я тоже, - сказала Дэниэл. - Хотел с тобой перекинуться парой словечек, просто по-соседски, так сказать.
Заки выбил трубку.
- Это запросто. Заходи и чувствуй себя как дома.
- Пару слов по секрету, - уточнил Марк. - Прошу прощения, миссис Мартин. Пару слов на ухо по одному небольшому дельцу. Может, все-таки выползешь наружу?
Заки уставился на него, а миссис Мартин стала тихо насвистывать капризным карапузам. Заки отложил газету, пригладил волосы и вышел с Марком Дэниэлом на улицу.
Джим с благодарностью воспользовался передышкой, чтобы продолжить шептать: важные слова о том, где они должны встретиться завтра, если она закончит работу на шахте и по дому засветло, а он - работу на ферме... Джинни склонила голову, слушая. Джим заметил, что в какой бы тени они ни сидели, её гладкий бледный лоб и изгибы щек всегда притягивали немного света. И для глаз всегда находился свет.
- Пора вам, детки, всем баиньки, - сказала миссис Мартин, разжимая губы. - А то будете как дохлые мухи, когда уже настанет пора вставать. Спать. Мэтью, Марк. И ты, Габи. И Томас. Джинни, дорогуша, жаль выпроваживать твоего паренька так рано, но ты же знаешь, как это бывает по утрам.
- Да, мама, - сказала, Джинни, улыбнувшись.
Заки вернулся. Все взглянули на него с любопытством, но тот сделал вид, что этого не замечает. Он вернулся в своё кресло и начал складывать газету.
- Я не знала, - сказала миссис Мартин, - что мешаю секретному разговор взрослых мужчин. Шепчутся как малыши. О чем вы там шушукались, Закари?
- О том, сколько пятен на луне, - ответил Заки. - Марк говорит - девяносто восемь, а я твержу, что сто два, так что мы решили оставить это, пока не увидим проповедника.
- Я не потерплю здесь богохульства, - сказала миссис Мартин, но без осуждения. За двадцать лет она слишком убедилась в мудрости мужа, чтобы пойти на что-либо большее, чем символический протест по поводу его дурного поведения. Кроме того, она может выпытать это из него утром.
Осмелев в полутьме, Джим поцеловал запястье Джинни и встал.
- Я думаю, мне пора идти, мистер и миссис Заки, - сказал он, используя случившееся, чтобы попрощаться. - Еще раз благодарю за гостеприимство. Спокойной ночи, Джинни, спокойной ночи, мистер и миссис Заки, спокойной ночи всем.
Он подошел к двери, но Заки его остановил.
- Погоди, парень. Думаю, мне надо прогуляться, впереди еще куча времени. Пройдусь с тобой немного.
Протесты миссис Мартин последовали за ним в темную хмарь. Затем Заки закрыл дверь, и их окутала ночь - промозглая и мягкая, с мелким моросящим дождиком, падающим, как паутинки, на лица и руки.
Они пошли, сначала спотыкаясь в темноте, но скоро привыкли, идя с уверенностью деревенских жителей по знакомой земле.
Джима компания озадачила, и он немного нервничал, потому что в голосе Заки прозвучало нечто мрачное. Как грамотный человек, в его глазах Заки всегда являлся важной фигурой, а когда Заки взял потрепанную "Шерборн Меркьюри", то значительность этого жеста еще раз поразила Джима, а вдобавок Заки был еще и отцом Джинни. Джим подумал: может, он что-то сделал не так?
Они дошли до вершины холма около выработок Уил-Грейс. Отсюда виднелись огни Нампары - два размытых белых пятна в темноте.
- Я вот что хочу тебе сказать. В Марасанвосе видели Рубена Клеммоу.
Марасанвос находился на расстоянии мили от коттеджей Меллина. Джим Картер ощутил неприятное напряжение на коже, как будто его растянули.
- Кто его видел?
- Младший Чарли Барагванат. Он не знал, кто это был, но, судя по описанию, сомневаться не приходится.